| ► Имя Фамилия: Thomas Ekeland | Томас Экеланд ► Способности
► Слабости
|
▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼
MY HISTORY
▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲
- « A L L A N B L O U N T, kingdom of england, 1 5 4 0 » -Я знаю, что ТЫ послал его мне. Я знаю, что ТЫ следишь за мной и помогаешь мне. Спасибо ТЕБЕ за него. Он говорит, чтобы я перестал молиться и что мне следует больше времени уделять учёбе (его и так остаётся немного после работы), но я всё равно читаю молитвы за него, за себя и за спасение наших душ.
Доподлинно неизвестно, как феи относятся к колокольному звону и тем более к церковному колокольному звону. Кто-то говорит, что его можно использовать как средство защиты, остальные возражают и тычут в доказательство своей позиции тот факт, что феи украшают колокольчиками сбрую свои лошадей. Сами феи хранят гробовое молчание и в лучшем случае показывают непристойные фигуры из пальцев - кто же собственноручно распишется в собственной слабости?
Лично мне колокольный звон всегда доставлял дискомфорт, охуенный такой дискомфорт, сравнимый со звуков металла по стеклу, от которого шевелится каждый волос на теле, а органы внутри будто пытаются вырваться наружу и сбежать, они дергаются, переворачиваются, крутятся, вибрируют. Их пульсация отдаётся в голове. Их сложно усмирить. От этого сложно отключиться. Говорят, сосредоточься на чём-то другом, раствори этот звук, абстрагируйся от него. Проще сказать, чем сделать.
Сейчас остаётся только издалека наблюдать за башнями монастыря, скользить взглядом по каменным стенам и считать окна-бойницы. Не тянет приближаться. Вообще не хочется заходить.
Его зовут Алан и ему чуть больше семи лет. Первый ребенок, к которому я привязан, служит в католической церкви. Не знаю, как именно это работает, что запускает эту реакцию и есть ли способ это остановить: феи-одиночки постоянно привязаны к какому-то человеку, но не так, как псы к своему хозяину. Это что-то большее, гораздо более серьёзное и намного более крепкое. Это начинается тихим шёпотом в голове, лёгкими покалываниями в кончиках пальцев, неясными ощущениями, в какой-то момент перерастает в удары, словно молотом по наковальне, - интуиция распространяется по каждой клетке тела, настойчиво требуя присутствия рядом к некоторым конкретным человеком. Суетишься, распыляешься, не находишь себе места, пока не смиришься и не окажешься рядом с ним. Тоскуешь, как ручной зверёк. Изводишь себя. Накручиваешь: а вдруг что-то случилось? что если что-то еще только случится? может, что-то сейчас случается? Безмозглая курица-наседка.
Пока Алан там, за каменными стенами метёт пол, переписывает рукописи, учится читать или только краснеет от взглядов католических монахов, я не могу ничего сделать. Остаётся только ждать, даже если это означает ждать неделями, месяцами или годами. Можно исчезнуть и появиться у него за спиной, но нет уверенности, что не примет меня за злого духа. Можно попробовать выманить при помощи иллюзий, но что сделать с ним потом? Куда идти с ребёнком? Чем его кормить? Будь я старше, опытнее, мудрее, обязательно нашёл бы ответы на эти вопросы, а пока есть, кому за ним смотреть, пускай смотрят.- - - - - - - - - - - - -Спасение пришло, откуда не ждали. Король Генрих VIII Тюдор стал знаменательной личностью в британской истории не только благодаря тому, что просадил всё состояние короны на сомнительные войны. Так же под его началом прошла религиозная реформация, которая привела к роспуску монастырей. Алан оказался на улице. Алан оказался моим.
У него не было семьи, не было опекунов, не было никого - растерянный, он легко повелся на иллюзии и обещания помочь. Он всю жизнь провел будто в вакууме, отрезанный от внешнего мира монастырскими стенами, поэтому слабо понимал, как работает реальность вокруг него. Будто из страны непуганых обезьян - не отдавал отчет, на что способен кто-то незнакомый. Благодатная почва, чтобы сеять всё, что в голову взбредёт. Сказка о мёртвом сыне, на которого он так похож, зашла на "ура", чтобы объяснить мотивы поступков. Лоскутный плед и какая-то нехитрая еда создала ощущение заботы. Не нужно было прилагать слишком много усилий, чтобы напуганный ребёнок поверил, что он кому-то нужен, особенно, ребёнок с таким прошлым. Не прошло много времени, как мальчишка привязался, а я поймал охренительный всплеск эндорфинов от осознания того, что стал необходим ему.
Алан был вполне смышлёным мальчишкой, тянулся к знаниям, которые я вполне мог ему дать. Феи могут исполнять желания, но ничего не берётся из неоткуда, зато легко пропадает в никуда. Ребёнок загадывает желание, а у меня в голове появляется что-то вроде инструмента или, скорее, средства для исполнения: если тянет научиться рисовать, значит, садимся и учимся; если хочется грушевый пирог, значит, ищем эти сраные груши и печём; если хочется лошадку, тут возможны варианты. Без человека, к которому привязан, я способен только на иллюзии и на несколько других схожих трюков.
Алан прожил вполне себе счастливую жизнь и умер в возрасте тридцати лет. Неплохая продолжительность по тем временам!
По крайне мере, я остался собой доволен.
- « T A N I A K O L O M I E C, russia, 1 9 4 6 » -Привет. Меня зовут Таня и мне десять лет. Я учусь в четвертом классе общеобразовательной школы номер сто сорок семь города Санкт-Петербурга. Мне нравится русский язык и литература. А математика не нравится. Еще я люблю рисовать и шить. Я очень хочу завести себе собаку, но мама говорит, что мне нельзя, потому что у меня страшная аллергия. Это когда ты задыхаешься рядом с кем-то. А еще у меня аллергия на цветы, котов, пыль и что-то еще. Поэтому мне нельзя много гулять на улице. Мама бы вообще меня не выпускала на улицу, но бабушка говорит, что на часик можно. В школу я тоже редко хожу - учителя приходят ко мне домой. Они не могут приходить часто, потому что у них много работы. Только Владимир Иванович приходит почти каждый день. Он высокий, даже выше папы, и со светлыми волосами. Он должен учить меня немецкому языку, но рассказывает обо всем, чтобы я сильно не отставала от остальных детей. Еще он приносит иногда конфеты и говорит, что постарается отправить меня на следующее лето в санаторий от профсоюза. Я пока не очень понимаю, что такое профсоюз, но я очень хочу в санаторий на море.
Сдавленные стоны за стеной. Топот босых пяток по линолеуму. Суматоха. Едва слышные сухие указания принести то воды, то полотенце. Просьбы не кричать так сильно. "Отче наш" сливается в неразборное бормотание. Люди. Они всегда начинают молиться, когда не могут справиться. Перекладывают ответственность на бородатого мужика, что живёт где-то там, высокого на небе, и тут же пропагандируют атеизм. Ставят свечки за здоровье и равняют с землей церкви, кроме тех, что поддерживают их политические интересы.
Её звали Таня и я был нужен ей больше, чем всем остальным. Как всегда. Как обычно. Снова необъяснимое чувство привязанности к другому существу. Снова помешательство на живом человеке, чья жизнь продлится чуть дольше пятидесяти лет (в лучшем случае). Снова холодными руками по желудку, электрическими импульсами по конечностям и паранойей прямо в мозг. Это как выстрел в голову. Это будто внезапно проснувшаяся интуиция, которая твердит, где ты должен быть прямо здесь и сейчас.
Блять.
Общий коридор одного из жилых домов Санкт-Петербурга радует разнообразием запахов и звуков. Они мешаются, перемешиваются в коктейль, который раздражает каждый рецептор. Из-за одной двери здорово тянет выпечкой, из-за другой - кошками, из-за третьей - старостью. Хочется дышать полной грудью и блевать одновременно. Нужно закрыть глаза, сосредоточиться на происходящем в одной конкретной квартиры. Снова топот. Снова короткие указания. Запах крови и пота, хлорированной проточной воды и мокрых тряпок, страха и сожаления (надо было все-таки вызывать врачей). Прислонившись спиной к стене, сползаю по ней прямо на пол, вытягиваю ноги вперед. Нестерпимо хочется курить, но нужно ждать - табачный дым наглухо забьет собой всё обоняние. Сейчас зрение бесполезно, поэтому останется только слух. Можно было бы появиться там, в той квартире, но всё равно мало чем могу помочь. Чудо рождения, мать его.
Вторая Мировая война уже закончилась. Гитлер уже застрелился, страна медленно начала перестраивать промышленность под мирное время, большая часть солдат - тех, кто выжил - вернулась по домам. Казалось, это должна быть сказка со счастливым концом, но всё пошло как-то по пизде с самого начала. Её мать рожает дома в окружении каких-то женщин, а отношение к медицине имеет только одна - малознакомая соседка-медсестра. Сейчас не тёмные времена, когда жгут ведьм и под страхом смерти запрещают любую науку, но всё равно всё зависит от того, сойдётся ли целый список случайных факторов. Человеческая беспечность. Безосновательная глупость. Рациональность помахала платком на прощание и покинула эту ячейку общества. Никогда нельзя забывать, что имеешь дело с людьми, хрупкими и до дрожи напуганными.
Мать шепчет: "Я назову её Таней".
Я едва слышно отвечаю: "Ребенок в лучшем случае будет больным, а в худшем мёртвым".
Фортуна говорит: "Выкуси, Томас. Ребёнок будет жить".- - - - - - - - - - - - -Таня действительно выжила.
"Аллергическая бронхиальная астма," - неразборчивым врачебным почерком. "Слабые легкие," - сокрушенным шепотом матери. "Я не хотел ребёнка-инвалида!" - пьяным голосом отца. Хлопок дверью. Шорох осыпавшейся побелки. Сдавленные рыдания матери. Черта была подведена, оставляя их с Таней вдвоем. Им не было тяжело - таких, как они, в стране были миллионы. После войны, унесшей жизни каждого седьмого, "женских" семей было большинство. Все работали, не разгибая спины на благо зыбкого отдаленного светлого будущего. Я бы мог стать золотым билетом в это грёбаное будущее, если бы Таня не была такой Таней.
Сколько бы я ни просил её написать на бумажке, чего она хочет больше всего (в ход шли сказки о Деде Морозе, зубных феях, падающих звездах, волшебных ручках и потрясающем "мысль материальна"), её желания всё равно вертелись вокруг котиков, собачек, яркого мяча, велосипеда, сладкого... Животные относительно легко заменялись мягкими игрушками, а леденцы - фруктами. И я, как дебил, таскал всё это, прикрывался мат.помощью, говорил, что отдал ребёнок, который перерос эти игрушки, ссылался на подарки от родительского комитета, банально скрывал от глаз матери иллюзиями. Я пытался навести её на мысль, что могу исполнить любое её желание: от короны снежинки для утренника до полного выздоровления. Она смотрела, широко распахнув глаза и восторженно улыбаясь, и всё равно твердила что-то абсолютно неважное: "Хочу, чтобы маме на заводе дали новый халат".
С этим же выражением лица она и умерла в возрасте четырнадцати лет.
А я остался свободен.
- « M A C K E N Z I E F U L L E R, scotland, 2 0 1 0 » -Школьный психолог предложила вести дневник, но я считаю это бредом. Лучше лишний раз Томасу напишу - он всегда знает, что делать.
- Здравствуй.
Томас всматривается в его черты, чем-то похожие на его собственные. Лицо Томаса - в нескольких сантиметрах от его. Дыхание Томаса - на его коже. Мысли Томаса - где-то среди его воспоминаний; они петляют, путаются, цепляются, пытаются разобраться. Не получается - всё сбивается. Всё летит к чёртовой матери. Летит обратно, с чего началось - злость поглощает. Злость открывает свой рот и проглатываёт его с головой, не жуя. Достиг т о ч к и н е в о з в р а т а. Выше головы не прыгнуть. Себя не сломать, если не прикладывать к этому усилия.
Он больше не хочет прикладывать усилия. Он принял себя, свыкся, смирился. Ему показали, что не нужно ничего менять. Ему доказали, что это насилие над самой собой, мерзкое, извращённое, неестественное. Это издевательство. Это преступление. Это против природы. Он же не хочет спорить с природой? Откуда у него право спорить с природой? Успокойся, парень. Расслабься и плыви по течению, поддайся этому, отдайся этому целиком и полностью. Прекрати в ы ё б ы в а т ь с я на ровном месте. Люди не меняются. Люди загоняют себя в рамки, поставленными окружающими, установленные социумом. Люди хотят казаться для других. Люди не хотят быть для самих себя.
Парадокс всего человечества. Превратиться в чужую мечту, чтобы соответствовать, чтобы оправдать чужие ожидания, чтобы - не дай Бог! - не посчитали эгоистом. Сомнительное решение, нестабильное, шаткое_валкое, но это называют концепцией, согласно которой всё работает, как часы: кто-то прогибается под одного, второй прогибается под третьего, третий - под четвертого и так по кругу, пока всё не замкнётся на первом. Этот круг не разорвать - только руки порежешь.
Он достиг того эмоционального состояния, когда готов попытаться. Его никто не собирался останавливать, только подтолкнули к этому - барабан на шею и попутный ветер в спину.
Ему сказали, что он может попытаться. Ему сказали, что он может перестать себя контролировать. Ему сказали, что он может дать себе волю. Не человек. Так зачем пытаться им быть?
Его взгляд, липкий, замутнённый пеленой цвета крови, скользит по лицу парня; провести ему тыльной стороной ладони от глаза к нижнему краю челюсти. Сжать щеки двумя пальцами, чтобы смотрел на него. Через мгновение уже отпустить, царапая кожу кончиками неровных ногтей. Он может делать с ним всё, что взбредет в голову - обездвижен чуть менее, чем полностью: его руки скованы у него за спиной стальными наручниками, а сам он привязан к стулу грубой веревкой - несколько колец над подвздошной костью и еще несколько на уровне груди.
- Нет, нет, нет.
Он шепчет, ударяя его по щекам. Тянет за волосы, чтобы запрокинул голову назад.
- Не отключайся.
Томас испуган. Томас ещё только начал, ничего н е с д е л а л. У Томаса столько планов на этот вечер! Столько нереализованных желаний. Томас - бомба замедленного действия. Томас обязательно взорвется, если не выплеснет накопленную энергию. Томас сравняет всё с землей, если всё задуманное не воплотится в жизнь. Томас помешался на этой идее, его одержимость достигла той стадии, когда нет никакого "после" - только здесь и сейчас. Плевать, что будет потом. Нет никакого "п о т о м", как минимум, в его сознании. Осознания нет и не было.
Он, второй, всё портит своей слабостью. От этого Томас злится только сильнее: на них, на него, на себя за то, что не рассчитал - не сделал скидку, что, в отличие от него самого, он - просто человек. У парня на стуле нет его скорости, силы, выносливости. Его раны не затягиваются, а вырванные один раз зубы не отрастут. Слишком сильная боль может стать последним, что испытал в своей жизни. Адреналиновый всплеск может остановить сердце, которое больше не будет биться, как бы она не старалась завести его заново. Его тело хрупкое, в отличие от тела Томаса - фарфоровая кукла, с которой нужно обращаться бережно, практически нежно. Он будет нежным. Он будет следить за пульсом, за уровнем гормонов в крови, за пиками на кардиограмме. Он вслушается в его дыхание, чтобы моментально понять, если что-то пойдет не по плану. Он остановится, замрёт на месте, переждёт, чтобы потом начать с того, на чём остановилась. Финал известен заранее. Путь к финалу определён только в её голове.
Томас отходит от парня - несколько шагов в сторону, медленно, неуверенно, будто думает о чём-то, сомневается. Растягивает время, пока оно не превращается в струну, что вот-вот лопнет в его руках - оно обязательно порежет его, он обязательно пожалеет о содеянном, но не может сопротивляться этому порыву. Он играет с ним, пытается увлечь своей игрой, чтобы он разделил азарт вместе с ним. Можно подумать, что это возможно. Можно подумать, что если положить на одну чашу дженгу, а на вторую - то, что происходит сейчас, весы окажутся на одном уровне. Даже если посыпать покером и хорошо перемешать со страйкболом, стрелка не качнется - то, что происходит сейчас, всё равно будет перевешивать. Мёртвый груз. Но в его голове всё возможно и все равны. В его голове нет градации по признакам - только фактам. В его голове и то, и второе - игры. И это факт.
У парня есть шанс, что Томас отступит? Ни единого.
Он замирает, смотря на своего пленника через плечо. Он смакует этот момент, размазывает его языком по нёбу - с шумом втягивает носом воздух, вдыхая его страх, его ужас. Ему хочется сохранить в памяти каждое мгновение, сохранить его, сложить в конверт и спрятать за пазуху. Никому не показывать. Ни с кем не делиться. Это что-то личное, почти сокровенное, н е и м о в е р н о ц е н н о е. Это не показывают людям. Об этом не говорят. Это холят и лелеют только в своей памяти. Это его и только его. Его собственность. Часть его самого.
Берет один из стульев за спинку и тащит к нему. Металлические ножки тянутся по полу, царапая лаковое покрытие паркета.Скрежет. Скрип. Сравнимо с пенопластом по стеклу - по коже пробегают мурашки, то ли от издаваемых звуков, то ли от предвкушения. Она ставит предмет мебели перед ним, повернув сиденьем к себе. Перекидывает ногу, садится, слишком близко, касается своими коленями его коленей. Складывает руки на спинке - одну на вторую, параллельно полу. Он чувствует, что должен что-то сказать, но вместо этого только всматривается в его глаза.
- Почему ты убил её?- - - - - - - - - - - - -Её звали Макензи и ей было около семнадцати, когда на неё напали. Она возвращалась домой с курсов по немецкому, болтала о чём-то абсолютно неважном с мамой и отправляла короткие сообщения мне. Я должен был понять, что что-то не так, что что-то произойдёт. Она сказала, что слишком сильно нервничает из-за экзаменов, да и вообще с учёбой определённые проблемы. Вслед отправила несколько картинок и какую-то песню с фразой "Попробуй". Как обычно. Несерьёзность - это про Маккензи. Она даже не успела сообразить, что что-то произошло, а я сообразил слишком поздно.
Полицейские сказали, что преступника не найти. Они сказали, что нужно позаботиться о ней - она в коме, она не умерла. Ей нужна помощь и поддержка. Она сказали надеяться и верить, что скоро она очнется или медицина найдет способ помочь.
Проблема в том, что они не собирались искать того, из-за кого Маккензи оказалась в этом состоянии, а вот я спускать это на тормозах не собирался.
- « T H O M A S E K E L A N D, scotland, 2 0 1 7 » -Что если сейчас наступил тот момент, когда нужно определяться, что хуже: убить того, кто хочет жить, или не дать умереть тому, кто хочет умереть?
Меня зовут Томас Экеланд и мне около пятисот лет. Как-то слишком дохрена для человека - это может навести на определённые сомнения по поводу моего происхождения. Вампир? Оборотень? Бог? Пришелец? Птица? Самолет? Супермэн? Всего-навсего фея. Один из тех ребят, которые, согласно старым сказкам, крадут детишек и утаскивают их в какой-то свой мир, существующий параллельно этой реальности. Там всё точно так же, как здесь, и наоборот одновременно: там примерно те же законы физики, примерно те же растения, похожие животные, а вот время течет совсем не так (те, кому удалось вернуться, обнаруживали, что с момента их исчезновения прошли десятки лет, хотя им самим казалось, что их не было не больше недели). Понятия не имею, зачем красть кого-то и тащить к себе домой - Европа не может решить проблему иммигрантов уже сколько? Год? Два? Три? Разве этого примера не достаточно, чтобы своими руками не создавать сложности в своем мире? Феи вполне могут размножаться без человеческой помощи, чтобы таким способом решать проблему вымирания вида. Говорят, что это просто весело. Тем, кто так говорит, могу предложить купить Play Station или взять кредит в стране бывшего Союза - то еще веселье. Но каждый дрочит как хочет и справляется со скукой согласно собственным предпочтениям. Вполне вероятно, что у социальных фей другие правила и нормы. Феи-одиночки даже своих детей растят только до определённого возраста: жевать сопли перестал, ходить научился, а всему остальному научится как-нибудь сам. Я не был исключением, ни счастливым, ни трагическим, так что нет у меня истории про любящих родителей или дяди-педофила, который заползает под одеялко и обещает просто полежать рядом. У меня нет даже точной цифры возраста - когда живешь достаточно долго, перестаёшь считать. Есть только слепая привязанность к Маккензи.
Маккензи находится в коме уже семь лет. Её мозг не был поврежден - предположительно, она впала в это состояние из-за отравления -, поэтому клетки постепенно восстанавливаются. У кого-то на это уходят месяцы, у других - лет десять. Электрокардиограмма, пульс, давление, температура, уровень кислорода в крови, врачи могут изменить эти показания, но это не будет означать выход из комы. Этих же показаний недостаточно, чтобы точно определить её диагноз: вегетативное состояние или всё-таки состояние "запертого человека" - она полностью лишена возможности двигаться. Осталось в неё еще сознание или уже покинуло её? Есть в её голове какие-то мысли или уже нет? Анализы говорят, что что-то там всё ещё есть, но сто процентной уверенности не может гарантировать никто. Родителям Маккензи уже даже не предлагают ждать - всё чаще говорят о том, что её стоит отключить от аппаратов. Сама она молчит. Я всё равно говорю с ней, рассказываю о себе, о ней, о событиях вокруг. О том, где был, что видел, как пережил всё это; о том, что переехал в Шотландию ради неё почти двадцать лет назад (с 1993, если быть точным). О том, что пока она в коме, украл её мечту и занялся детективной практикой. О том, что когда она выйдет из комы, обязательно расскажу, как там всё работает. О том, как наблюдал за ней с самого её появления. О том, что её любимый певец наконец то женился, её кошка родила, а в мире творится Садом и Гамора. Существа, которых всегда считали сказками, вышли из тени, заявили о себе и разнесли ко всем чертям грани разумного. Существа перестали быть вымыслом или детской фантазией - их нужно бояться. Меня бояться не стоит, хотя я такой же, как они. Я говорю, что не считаю себя тем, кто должен ей об этом рассказывать, но если она всё-таки может слышать, то пусть знает - я и так тянул слишком долго.- - - - - - - - - - - - -Маккензи нихрена не упрощает положение - она всё так же лежит и единственное, на что способна, это на дыхание. Привычный мир людей трещит по швам, а вдобавок к феминисткам, гендерно неопределившимся, ЛГБТ сообществу (или в их названии уже намного больше букв?) добавились существа. Даже между собой они не могут договориться: кто-то требует равноправия, кто-то считает себя высшим звеном эволюции. От обеих сторон здорово тянет абсолютизмом, поэтому вообще не тянет занимать любую из сторон. Это всё равно что выбирать из двух зол меньшее: тут тебе оторвёт ноги, а там - руки, вот и думай, что тебе дороже. Вероятно, не_выбор ещё хуже, но всё дело в приоритетах.
Или всё намного проще - у того, кто провёл всю свою жизнь стараясь не связываться с обществом, каша в голове.
И в моей голове каша.
▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼
MY LEGEND
▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲
Изначально феи не были частью этого мира - они существовали где-то в параллельной реальности, о которой мало кто может рассказать, да и каждый рассказ отличается от предыдущего: кто-то говорит о диком лесе с необычными растениями, другие - о точной копии этого мира, третьи описывают некое подобие эфира, где нет ничего определенного и всё строится на ощущениях. Не могут определиться даже с тем, как выглядят сами феи: то это небольшие светящиеся сгустки энергии, то - человекоподобные существа, не больше двадцати сантиметров в высоту, то их не отличить от обычных людей. Наверное, поэтому в каждую эпоху феям приписывали своё происхождение: то им приписывают родство с богами прошлого, то называют потомками ангелов. Единственное, в чем все сходятся, - время в мире фей идёт иначе, намного быстрее, чем здесь. Те, кто был там и вернулись, обнаруживают, что прошли десятилетия с момента из исчезновения, хотя им самим казалось, что их не было около суток.
Скорее всего, все сомнения и неопределенности возникают из-за способностей этих существ: иллюзии, галлюцинации, невидимость, перемещения в пространстве и между мирами (своим и этим) - все направлено на то, чтобы сводить людей с ума, обманывать и сеять хаос. Поэтому лучшим средством в борьбе с ними считается рябина - дерево, которое согласно поверьям, способно упорядочить жизнь, внести в нее разумное, здоровое начало. Из веток делали стрелы, из листьев и ягод - отвары; в домах, возле которых росла рябина, феи действительно не появлялись, да и вообще старались держаться от них подальше. Создания, которых долгое время путали с полтергейстами (из-за их странных развлечений, когда гремели посудой ночью, разливали воду, разбрасывали все по полу), предпочитали не искушать судьбу и не пробовать силу растения на своей шкуре. Позже оказалось, что если ребёнку приколоть четырехлистный клевер под рубашку, то тем самым его можно обезопасить - феи не заберут его в свой мир. Возможно, дело в том, что именно четырехлистный клевер, как и рябина, защищает от сумасшествия, а, возможно, он просто-напросто приносит удачу. Те, кто видели фей, так же говорят, что они боятся звука колоколов - вибрации, исходящие во время колокольного звона доставляют им дискомфорт. Вполне возможно, что этот звук банально отсутствует в мире фей, а их организмы до сих пор к нему не адаптировались. Так же они не привыкли к проточной воде и хлебу - испытывают омерзение при соприкосновении с ними.
Главной чертой фей считается социальность - эти создания не могут существовать поодиночке: какие-то сбиваются в группы, другие - привязываются к людям. Привязанность последних не имеет ничего общего с привязанностью животного к хозяину - они не подчиняются, а оберегают, заботятся и охраняют. Чем дольше эта связь, тем крепче она становится и доходит до какой-то степени эмпатии, когда один может чувствовать наиболее яркие эмоции другого. Это происходит где-то уровне интуиции и не имеет ничего конкретного под собой - невозможно со стопроцентной точностью определить, действительно ли второй, например, испытывает страх или это всего-навсего пустые переживания, возникшие на пустом месте. В дополнение ко всему остальному феи способны исполнять желания того, к кому привязаны. Мысль материальна, а способности фей влияют именно на разум, поэтому желания, высказанные дорогим им человеком, становятся вполне реальными. К сожалению, основополагающие законы физики они нарушать не умеют - не могут создать что-то из ничего - в такие моменты у них появляется навык, который помогает выполнить озвученное.
На самом деле, феи не особо сгорали от желания преодолевать пространство - они вполне комфортно чувствовали себя дома, если бы не одно "но" - они должны платить дань злому духу, отдавать ему собственных детей. Сейчас уже никто не вспомнит, за что именно: последствия войны, плата за свои способности или страх перед нападением противника, чьи силы во много раз превосходят их собственные... Сейчас это уже не считается чем-то важным или сверхъестественным: десятки поколений рождались и умирали при таком порядке вещей, поэтому на данный момент это воспринимается как часть быта. Но с течением времени терпение заканчивалось и выход был найден - отдавать чужих детей, на чью роль вполне себе подошли человеческие. За ними феи и появились в этом мире.
▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼
ABOUT ME
▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲▲
ПЛАНЫ НА ИГРУ | СВЯЗЬ С ВАМИ | КАК УЗНАЛИ О НАС |
И ни на одном из девайсов Не откроются неудобные ссылки
Как веки бойца, Спешащего к маме домой в коробке из цинка
С ухмылкой директор кровавого цирка Билетные корешки считает
Н о л е д н и к и р а с т а ю т
- - - - - - - - - -
Коди, ты - пиздабол, каких еще поискать нужно.
Коди понятия не имеет, почему он решил вернуться - что-то внутри нашептывало на протяжении последних минут семи, что-то снаружи тянуло назад невидимыми тросами. Он не стал спорить с интуицией, экстрасенсорикой и еще хуй_пойми_чем. И он вернулся назад, к свежезарытой могиле, с умным видом потоптался вокруг нее, покрутил головой по сторонам, посветил фонариком себе под ноги, закурил и пошел обратно к машине, засунув замерзшие руки в нагрудные карманы куртки. Скользнула шальная мысль, что наконец то нашел то, что давно искал - нечто потустороннее, непонятное, необъяснимое. Списывать данный маневр под кодовым названием "Туда-сюда-обратно" на собственную мнительность он не был готов морально.
Сейчас он понял, что это просто его внутренние демоны решили нефигово так пошутить. Весельчаки хреновы.
Сейчас он щелчком отправил сигарету в сторону, медленно вдохнул, полностью выдохнул.- Блять! - разносится по пустынной улице. Не восторженное восклицание факта при виде представительницы древнейшей профессии, а описательный образ всего происходящего здесь и сейчас. Образ полный. Исчерпывающий. Не требующий ни единого дополнения.
На его взгляд, всю ситуацию можно писать в толковый словарь как эталон применения только что сказанного слова. На его взгляд, он в полном дерьме: от пят до самых ушей. На самом деле, ему плевать на то, что ведро с болтами, которое он нежно называл "моя детка", не оказалось там, где он его оставил, а вот на содержимое сумки, лежащей на заднем сиденье, ему совсем не плевать. Пальцы вплетаются в волосы, локти - в стороны; Экеланд закусывает губу, чтобы не выматериться еще раз - хватит с него, и так все полетело к чертовой матери, поэтому нет необходимости портить карму еще сильнее. Он не вспоминает о том, что мысли материальны, что они тоже имеют свой вес в этом мире, что порой они намного важнее слов. Мысли его, кстати, черны как утро двадцать восьмого июля четырнадцатого, утро, когда началась Первая Мировая. Минутка метафор от учителя истории. Или еще можно сравнить с небом над Хиросимой и Нагасаки. Или населением конфедерации одинадцати рабовладельческих штатов Юга. В любом случае, сейчас мысли парня роятся вокруг спортивной сумки, которая - как пить дать! - уезжает от него с каждой минутой все дальше и дальше. А ведь он не для старых кроссовок брал её с собой и не черешню он в ней возит. Сейчас в ней лежит то, на что он потратил последние несколько месяцев, полной грудью вдыхая пыль никому не нужных книг и портя свое зрение, скользя взглядом по ровным строчкам интернет-страниц. Он, блять, даже платную подписку на эфиопскую он-лайн библиотеку оформил!
Особо ничем она не помогла, кстати.Окей, это все лирика. Что дальше? Писать заявление? Звонить копам? Ну найдут они его тачку, вернут владельцу, сделают опись, а дальше что? Как объяснить наличие двенадцати человеческих черепов на заднем сидении в максимально обычной сумке? Нужны для научной работы? Для следственного эксперимента? Ему потом такой следственный эксперимент проведут... с присяжными, судьей и сроком лет на пять в качестве финального аккорда. Гребаная вишенка на торте.
[float=left][/float]Хуже не придумаешь. Кто хочет, тот всегда найдет, разумеется, но придется здорово постараться. Сейчас Коди не намерен стараться и успокаиваться себя буддийскими прибамбасами, мол "все работает по закону бумеранга: пиздил ты - спиздили и у тебя" или "просто ты испортил свою карму, поэтому все произошло согласно закону Вселенского Равновесия". Угон собственной тачки - совершенно не то, что значилось в его планах на этот вечер. Угнанной тачке нет места в списке его дел на сегодня; она не вписывается в его расписание или ожидания на ближайшее будущее.
Мах ногой, подошва ботинка проносится в нескольких сантиметрах от асфальта, задетый носком камень летит по кривой дуге и, будто постеснявшись, тихо падает где-то поодаль. Поворот вокруг своей оси, внимательно всматриваясь в темноту. Ничерта: не видно, не слышно и хорошего не светит. Коди опускается на корточки, снова закуривает; одной рукой он держит сигарету, а ладонь второй подносит к собственному рту, щипает за отросшую к вечеру щетину, стучит ногтями по зубам - ему не хватает только транспаранта, чтобы окончательно стало понятно, насколько сильно он нервничает. Шестеренки в мозгах разгоняются до сверхзвуковой, обрабатывая тонны информации и выстраивая предположения.
Ни одно не катит. Считает, что лучшее, что он может делать, - сидеть и ждать: озарения, смирения, чуда или хоть Второго Пришествия Христа.И Вселенная все-таки улыбается ему лучезарнее, чем в любой из существующих реклам стоматологии. Улыбается искренне, радостно, с легким налетом "а кто это у нас тут такой маленький грустненький сидит?". Подставу она, конечно, готовит парню, но он пока об этом не знает. Пока он старается как можно быстрее сообразить, что делать с рухнувшей на его голову благосклонностью: не двигаться и прикинуться мертвым или все-таки вылететь на проезжую часть и, собственно, стать мертвым из-за столкновения с несущейся на него машиной. Времени катастрофически не хватает - секунды пролетают мимо, нарушая любые законы физики о равномерности. Колеса перестают вращаться, двигатель выключается, фары гаснут.
Коди медленно поднимается, но не полностью - на полусогнутых обходит машину со стороны, противоположной от водителя. Где-то в области багажника он понимает, что находится не в самой удачной позе. Парень выпрямляется, скрещивает руки на уровне груди и делает это чертовски вовремя - неожиданный толчок от девушки, вылезшей с сиденья, приходится частично в грудь, а частично в предплечья. Она орет на него - тут же переходит в наступление, будто это он виноват в этом вынужденном знакомстве.
Он ведь он предпочел бы никогда с ней не встречаться и вовсе.
Ну, максимум, в каком-нибудь баре или фесте, когда "Привет-какдела-какжизнь-пойдемвыпьем-доброеутро-пока".
- Перепутала мою и свою тачку, да? - натянуто улыбается, протискиваясь между девушкой и машиной. Он готов простить ее, если ей хватило мозгов не трогать его сумку и не избавиться от нее. Коди распахивает дверь машины, тут же ныряя внутрь верхней половиной корпуса. Дрожащие руки дергают за язычок молнии - ему нужно просто-напросто увидеть, чтобы успокоиться. Только увидеть, ни больше, ни меньше. Резкое движение, сопровождаемое оглушающим "вжух", бережно передвинуть черепа, чтобы пересчитать двадцать четыре темных провала пустых глазниц на белых костях - можно выдохнуть. Можно расслабиться. Можно даже выпить. Выпить сейчас было бы охуенно к месту.
Экеланд выползает обратно на улицу, выпрямляется и облокачивается о крышу машины, упираясь о нее локтями. Опускает голову, теребя собственные волосы. Нельзя просто сесть и уехать - нужно что-то сказать, достаточно резкое, причем желательно такое, чтобы у неё отвалилось любое желание трогать чужое, особенно то, что принадлежит Коди. Ах да, еще чтобы посильнее стиснула свою милую челюсть, если кто-то у нее попробует поинтересоваться насчет его скромной личности. И чтобы ее длинный язык моментально немел от одной мысли рассказать кому-либо об увиденном.
- Ты не говоришь никому. Я не говорю никому. Мы расходимся в разные стороны и больше не встречаемся. Никогда, - его голос хрипит неожиданно для самого Коди - голосовые связки успели расслабиться после всех этих сраных стрессов. Голосовые связки то да, а вот тело - нет, но до скелетных мышц всегда доходит медленнее. Широкий шаг в сторону брюнетки - оказывается слишком близко к ней, нависая над ней, смотря на нее сверху вниз.
- Я же больной ублюдок, да? Ты же не хочешь меня больше видеть, правильно? Ты же не знаешь, что у меня в голове, - он наклоняется еще ближе, - Красивые глаза, - надеется, что сказанное прозвучит достаточно безумно, в лучших традициях фильмов про маньяков.